КОМПОЗИТОР ШАФИГА АХУНДОВА:
«НЕ БЫЛО БЫ УЗЕИР БЕКА,  НЕ БЫЛО БЫ И МЕНЯ»

Шафига Ахундова в этом году отмечает свой  85-летний юбилей, и музыкальная общественность в ожидании официальных торжеств. Она — автор музыки более чем к 60 спектаклям, многих популярных песен и романсов на стихи лучших наших поэтов.
За ее спиной большая жизнь, заполненная музыкой, преданным служением ей. Шафига ханум первой из женщин-композиторов Востока написала музыку к опере «Гялин гаясы» («Скала невесты»).
О некоторых эпизодах своей большой и содержательной жизни композитор рассказала корреспонденту «БР».

— Шафига ханум, вы не раз говорили, что музыкальность у вас наследственная. У вас были в роду музыканты?
— Профессиональных — нет.  Но мама, Зулейха ханум, была очень музыкальной, сама научилась играть на гармони и в свободные от домашней работы минуты часто наигрывала азербайджанские народные мелодии. Я, видимо, пошла в нее. Стоило зазвучать мелодии, усидеть на месте не могла, танцевала, прыгала. «Моя дочь, как «чалы гушу» («птичка певчая»)», — говорила мама. Потом я и сама научилась играть на слух. Моя старшая сестра Зумруд была замужем за известным литератором Мамедом Аразом Дадашзаде. В их доме собирались певцы, поэты, писатели с женами и среди них Самед Вургун, Расул Рза, Мирза Ибрагимов. Мужчины обычно сидели в кабинете Мамеда Араза, а женщины — в комнате, где стояло пианино. И, как правило, вдоволь поговорив, они просили сестру: «Пусть Шафига что-нибудь сыграет». Они с удовольствием слушали, а иногда и пускались в пляс — веселые были женщины. Одна из них, супруга Мирзы Ибрагимова, (это было примерно в 1942—1943 годах, когда он возглавлял Управление по делам искусств) и попросила мужа сказать Узеир беку, что есть девушка, которая безумно любит музыку. М.Ибрагимов, не откладывая, позвонил композитору. Тот заинтересовался и сказал: «Приведи ее ко мне». Уже на следующий день мы с сестрой поехали к Узеиру Гаджибекову.
— Вы помните эту встречу?
— Помню ли? Все перед моими глазами, как будто это было вчера! В консерватории швейцаром работала Тася, полная русская женщина. Она уже была извещена о нас и, когда мы пришли, без лишних вопросов сказала: «Подождите, я доложу». Вскоре дверь открылась, и Тася сказала: «Проходите». Я прошла в комнату. У меня хранится фотография Узеир бека, на которой он такой, каким я его тогда увидела. Когда я вошла, мне стало как-то не по себе, как говорится, «сердце упало». Узеир бек сказал: «Хош гялдин, гызым, ты из какого района?». Я ответила: «Из Шеки». «А-а-а, да ты — «даг гызы» («девушка гор»). С того дня он всегда называл меня «даг гызы». «Я спою и сыграю для вас», — сказала я. «Да-да, я тебя для этого пригласил. А что ты сыграешь?» «Свои песни». «Ты и поешь тоже?» «Да». Я сыграла свою первую песню на стихи Мирварид Дильбази «У колыбели». Узеир бек внимательно выслушал, а потом сказал: «Девочка, у тебя есть творческая жилка, ты обязательно должна заниматься музыкой». «Да, я мечтаю об этом», — обрадовалась я. «Но тебе много лет», — сказал композитор. Действительно, осваивать азы музыки в 17—18 лет было поздновато. Гаджибеков призадумался, а потом сказал: «Я тебя направлю в музтехникум, в класс тара Агабаджи Рзаевой, поучись у нее».
— Так вы играете и на таре?
— Конечно, я проучилась в классе Рзаевой около двух лет, где мы изучали основы мугама, а потом Узеир Гаджибеков как-то вызвал меня к себе и сказал: «Я открываю при консерватории подготовительные курсы для таких музыкально одаренных людей, как ты, Джахангир Джахангиров, Гаджи Ханмамедов, Сулейман Алескеров». Так был создан композиторский класс. Мы занимались и в группе, и индивидуально. Иногда он посылал нас к таристу Мансуру Мансурову —  послушать его игру. Нередко мы мугам «переводили» на пианино, а с пианино на клавир. Я лично три раза в неделю индивидуально занималась с Узеиром Гаджибековым. Раз в неделю мы показывали ему свои произведения. Он смотрел их, редактировал, менял гармонию, фактуру, — у меня все эти годы хранились ремарки, сделанные его рукой. Несколько лет назад я отдала эти ноты с его пометками в Музей Узеира Гаджибекова. Эти реликвии бесценны, как бесценны человечность Узеир бека, такие его качества, как чуткое, внимательное отношение к людям.
Однажды во время наших индивидуальных занятий в класс вошел его личный переписчик нот с партитурой «Джанги». Увидев их, я не удержалась: «О-о-о, Узеир муаллим, я так люблю это ваше произведение!» Он ответил: «Раз нравится... Володя, дай мне ноты...» В следующую минуту он уже писал на них: «Молодой, талантливой студентке Шафиге на память от Узеира» и подписался. Этот подарок также сейчас находится в музее. Я это рассказываю для того, чтобы сказать, каким он был тонким человеком. Второго такого я за всю свою жизнь не встретила.
— Говорят, он заботился о своих студентах, как о собственных детях. Вы ощутили эту заботу на себе?
— И не один раз. Однажды — это было во время войны — я пришла в класс очень расстроенная. Узеир бек спросил: «Ты плакала, даг гызы?». «Нет», — отвечаю. А у Узеира Гаджибекова была привычка во время разговора дергать ус, поэтому у него с левой стороны усов почти не оставалось. И он, подергивая ус, продолжает: «Даг гызы, гейчек гызы, ты плакала». Не выдержав, я от этих слов разрыдалась. «Что случилось?» — спросил учитель. «Я стесняюсь говорить», — отвечаю. «Говори, иначе я не буду с тобой заниматься!» «Я потеряла хлебную карточку, отец убьет меня». Узеир бек нажал на кнопку вызова. Открылась дверь и вошла Тася. «Тася, срочно найди Рамазана Халилова. Пусть придет ко мне». Когда тот пришел, учитель сказал: «Рамазан, эта девушка гор потеряла свою хлебную карточку. Пойди к нам домой и скажи Малейке, чтобы она отдала одну из наших». Когда Рамазан дал мне карточку, я сразу успокоилась. «Вот, совсем другое дело. Не плачь, если у тебя что-то случится, впредь говори мне».
Или другой случай. Во время войны все голодали. Было голодно и в нашей семье. И как-то, буквально падая от недоедания, я пришла на урок. Узеир бек, взглянув на меня, сказал: «Вижу, ты сегодня не ела,  вон бледная какая», — и нажал на кнопку. Вошла Тася. «Принеси мой бутерброд», — сказал ей Узеир бек. Меня от стыда в жар бросило. А мой учитель, взяв бутерброд, поделил его: одну половину отдал мне, другую оставил себе, а мне кусок не идет в горло — так было стыдно. Но он настоял, дождался, пока выпью и чаю, а затем сказал: «Ну, а теперь давай заниматься». Необыкновенный он был человек...
— Расскажите о своем участии в создании гимна Азербайджана.
— Это немного другая история. В 1944 году встал вопрос о создании гимна Азербайджанской ССР. Гаджибеков собрал всех своих учеников и обязал нас включиться в конкурс. «Чья музыка окажется лучше, ту и примут», — сказал он. Я написала «Зефер маршы». Конечно, была принята музыка Узеира Гаджибекова. И все же к созданию гимна я имела, можно сказать, некоторое отношение. Я уже говорила, что у меня был и вокальный дар. «Твой голос лучше твоих песен, — говорил мне Узеир бек. — Я хочу, чтобы ты пела Нигяр, Гюльчохру, хочу подготовить тебя как певицу». Об этом, понятно, не могло быть и речи, — отец ни за что не позволил бы мне выйти на сцену. Но пожелание Гаджибекова все же исполнилось: написанную им мелодию гимна Мирджафар Багиров прослушал и принял именно в моем исполнении. А случилось это так.
По поручению Узеира Гаджибекова вместе с пианистом Владимиром Козловым мы около недели репетировали. Узеир бек, прослушав, остался очень доволен. При мне и Козлове он позвонил руководителю республики и, сообщив, что гимн готов, спросил: «Когда прийти?» «Завтра», — был ответ. Наутро мы втроем на машине Узеир бека поехали в филармонию. Гимн исполняли в кабинете директора. Козлов играл, а я в белом крепдешиновом платье пела. Мирджафар Багиров внимательно смотрел на меня из-под очков, видно было, что ему понравились и гимн, и мое пение. По окончании прослушивания он высоко отозвался о музыке, а потом, глядя на меня, сказал: «Узеир, что-то эта девушка очень худая, надо бы ей выделить путевку в Сочи». Шло время, а о путевке никто не вспоминал. Я рискнула обратиться к Гаджибекову: «Узеир муаллим, ведь Багиров подарил мне путевку в Сочи, где же она?» Узеир бек посмотрел на меня с укором: «Что тебе, красивой девушке, делать в Сочи одной?» На этом история с путевкой была закончена, а чудесная мелодия Узеира Гаджибекова стала гимном Азербайджанской ССР.
— Шафига ханум, за долгую творческую жизнь вы создали много прекрасных произведений. Какое из них вам наиболее дорого?
— Обычно в таких случаях принято говорить: то, которое еще будет написано. Но я не буду повторять чужие слова, хотя, кто знает, может, так оно и есть. Я ведь и сейчас каждое утро начинаю с музицирования. Завершая свою 40-летнюю педагогическую деятельность в Университете искусств, я дала себе слово впредь целиком отдаться композиторской работе. К этому меня подталкивает и память о прошлых успехах, людях, которые верили в меня. Одним из них был писатель Сулейман Рагимов, вдохновивший меня на написание оперы «Гялин гаясы». Однажды он позвонил мне и сказал, что на радио по его книге готовится литературно-музыкальная композиция. «Напиши, пожалуйста, к ней музыку, мне нравятся твои мелодии». Я выполнила его просьбу. Тогда же написала песню «Кенуль таранэси», которая настолько понравилась писателю, что он стал уговаривать меня написать оперу. Он сам же отвез меня к тогдашнему министру культуры Рауфу Гаджиеву: «Пусть азербайджанка  станет автором оперы. Заключи с ней договор, чтобы у нее не было пути назад, и чтобы она была уверена, что ее работа будет принята». Я так воодушевилась, день и ночь сочиняла, и Сулейман Рагимов часто интересовался ходом работы. Это была большая моральная поддержка. Оперу я написала за три года. В 1974 году был уже готов клавир, который я показала Арифу Меликову. Он дал мне несколько дружеских советов, а затем, когда клавир был полностью готов, я представила его Тофику Кулиеву. Помню, как он похвалил меня: «Молодец, Шафига!» На просмотре всю оперу я спела сама, мне аккомпанировал Чингиз Садыхов. У меня до сих пор сохранился протокол обсуждения оперы, на котором присутствовали 89 человек, среди них такие наши прославленные музыканты как Шамси Бадалбейли, Васиф Адыгезалов, Хайям Мирзазаде, Ариф Меликов и другие. Но особенно меня поддерживал Тофик Кулиев. Очень помогал в постановке тогдашний директор театра Азер Рзаев. Среди первых исполнителей оперы были Рубаба Мурадова, Назакет Мамедова, Фиридун Мехтиев.
— В свое время ваша оперетта «Ев бизим, сирр бизим» («Дом наш, тайна наша») не сходила со сцены Театра музкомедии...
— Я написала оперетту в 1960 году, и она пять лет шла в Музкомедии с неизменным аншлагом. Главную роль исполняла любимица публики Насиба Зейналова. Она играла так, что зрители буквально падали от смеха. Я не пропускала ни одного спектакля, видела переполненный зал, ложи,  — это было так приятно наблюдать. И все — благодаря игре гениальной актрисы. Однажды в разговоре с Гаджибабой Багировым я сказала, что хорошо было бы возобновить спектакль, а он только горько усмехнулся: «Кто же после Насибы Зейналовой сможет сыграть Асмат?!» И это правда. Насиба ханум очень тонко чувствовала музыку, передавала ее так, как это умела только она.
— А ваши песни?
— У большинства моих песен счастливая судьба. Их исполняли Шовкет Алекперова, Сара Гадымова, Сакина Исмайлова, Зейнаб Ханларова. Из романсов мне особенно дорог цикл, написанный на строки из поэмы Самеда Вургуна «Айгюн». Я подозреваю, что поэт отразил в поэме именно мою жизнь, настолько судьба героини перекликается с моей.

P.S. Рафига ханум, сестра Шафиги Ахундовой, подключилась к беседе уже по ее окончании. Отвечая на вопросы, она сказала то, о чем умолчала сама Шафига ханум, — что в свои 85 лет ее сестра сохраняет молодой дух, а неугасающий огонь творчества ежедневно заставляет ее садиться к инструменту, работать над новыми произведениями.
Около года назад Шафига ханум написала на стихи Бахтияра Вагабзаде песню «Любовь не умирает» и успела  до своей болезни отдать одному из исполнителей. Певец Эльдар Алекперов дал прослушать кассету с записью песни Бахтияру Вагабзаде незадолго до его смерти.
— Как он рассказал нам, Бахтияр муаллим высоко оценил мелодию и сказал: «Как жаль, что Шафиги ханум нет рядом, я бы ей руку поцеловал», — говорит Рафига ханум.

Франгиз ХАНДЖАНБЕКОВА