Ныне имя выдающегося джазового музыканта, пианиста Рафика Бабаева – невероятная гамма эмоций, ощущений, переживаний: всякий раз – предчувствие и ожидание чего-то раньше непознанного, нового, нерасслышанного, и всякий раз – всё ещё неизбывная горечь утраты, потери, всё ещё ощущение прерванности и недосказанности чего-то важного, сокровенного. Ныне имя Рафика Бабаева – осознание того, что индивидуальное в джазе не есть противоборство, отрицание, несовместимость с общим; что индивидуальное в джазе – это то, что не даёт общему превратиться в догму, незыблемость, тотальность для всех. Ныне имя Рафика Бабаева – постижение того, что джазовая музыка ничего в мире не способна улучшить, что джазовая музыка ничто и никому не может навязать, в ней лишь присутствует возможность прояснить некие собственные в нас устремления, смыслы и нереализованности. И всё-таки, прежде всего, имя: Рафик Бабаев сегодня – история и традиция азербайджанского джаза.

Он действительно был из тех, кто не просто видел, но сумел проявить и обнаружить различие между технической стороной и духовностью джазового искусства, а значит осознать процессы возникновения и движения импровизационной сущности джаза. Это предопределило и то, что его пианистическая техника вырастала из потребности что-то высказать и уточнить. Был из тех, для кого импровизация являлась не столько выражением, реализацией самого себя, сколько личным представлением, фантазией о чём-то в жизни совершенном и идеальном. И именно в этой попытке, в этом поиске в джазе совершенного и идеального и лежат истоки его творческих замыслов и идей.

Пожалуй, самым важным для него в джазовой музыке было вложить ценности во все композиции, импровизы, темы и ритмы. По сути, дать смысл джазовым вещам, звукам и структурам. Личностный, индивидуальный смысл. Что стало для Рафика и «охранной грамотой» собственного искусства, и одновременно созданием новых джазовых ценностей. Как гласит поговорка одного не столь древнего мудреца: «Смена ценностей – это смена создающих».  

Рафик Фарзи оглу Бабаев – родился 31 марта 1936 года в Баку, в семье многодетной и музыкальной. Когда в 1937 был расстрелян, как «враг народа», его отец, то Шахбегим Бабаевой пришлось, пройдя сложнейшие жизненные испытания, в одиночку «выводить в люди» пятерых детей. Старшие сёстры, Марзия и Василя, выбрали арфу и фортепиано, брат Октай стал хорошим джазовым саксофонистом, младшая сестра, Армануса, предпочла профессию музыковеда. Сам Рафик начальное музыкальное образование получает в Специальной музыкальной школе (1943-1950), позже поступает в Бакинское музучилище (1950-1954), на выпускном экзамене которого играет композицию Билла Эванса (за что удостаивается особой похвалы Фикрета Амирова), а далее начинает раздумывать, какую стезю предпочесть: музыкальную или математическую? Неизвестно, потеряла ли наука большого учёного, но то, что мы приобрели большого музыканта – сейчас уже сомневаться не приходится.

Азербайджанскую государственную консерваторию Бабаев  завершает, как пианист, в 1959 году по классу Рауфа Атакишиева. Будучи студентом консерватории, работает с 1954 по 1958 вместе с А.Ганиевым, Л.Имановым в ансамбле народных инструментов кинотеатра «Араз»  – хотя работа эта, видимо, не столько веление души, сколько обусловленность тяжелого домашнего материального положения, а в 1955 создаёт свой первый джазовый коллектив – квартет с В.Сермакашевым, А.Ходжабагировым и В.Багиряном, с которого, собственно, и начинается его подлинная джазовая жизнь. Жизнь в стиле несмолкаемой джазовой импровизации, или синкопированного, раскачивающегося суинга, или нагромождаемой одна за другой джазовой аккордики. И вот ведь странность этого джазового бытия: чем больше познаёшь музыкальную природу джаза, тем больше возникает новых тайн и загадок. И тогда может показаться, что единственный путь джазовой мысли – это не путь к разгадке, открытию тайны, но к очередной непонятности и неразгаданности. 

В 1957 с успехом представляет родной Баку на Всемирном фестивале молодёжи и студентов в Москве. Утверждает, что как джазовый музыкант сформировался в начале 50-х под влиянием Дж.Колтрейна, Т.Монка, Б.Эванса, О.Питерсона, но не менее определяющим для творческого роста считает и знакомство на Московском фестивале с коллективами Б.Рычкова, А.Зубова, Г.Гараняна, Н.Капустина, К.Бахолдина, А.Гореткина. «Мне понравилось, – говорил Рафик, – что их музыка отличалась национальной самобытностью и нетрадиционностью. Так что я учился джазу не только у американских, но и европейских музыкантов, а их импровизационное мышление часто базировалось на традициях своих национальных культур». Наверное, в эти годы приходит и понимание того, что и в различных, порой даже противоположных культурах можно выявить нечто истинное, если основываться не просто на чем-то стихийном и импульсивном, но на аналитически выверенном, рациональном и разумном,. Этот серьезный, вдумчивый, подчас научно-теоретический подход (всё-таки математический ген сказывается) не только к столь сложному явлению, как синтез традиций, сплав восточного и западного, но и к каждой отдельно взятой композиции, теме или импровизу станет характерной чертой музыкального мышления Бабаева.

В 1958-59 является пианистом в эстрадном ансамбле в Комитете по радиовещанию и телевидению, где выступает с Ш.Алекперовой, С.Кадымовой, с 1960 по 1963 участвует в трёхгодичном турне в качестве музыкального руководителя эстрадно-джазового оркестра французского шансонье Ж. Дуваляна, наконец, в течение двадцати лет – 1963-83 – работает с Рашидом Бейбутовым, то в роли концертмейстера, то музыкального руководителя Театра песни.  С этого момента, с момента сотрудничества с великим певцом, в жизни Рафика появляется некая стабильность, определённый материальный достаток и реальный шанс применения своей музыки в самых разных жанрах: песенном, танцевальном и инструментальном. Замечательное и одновременно противоречивое время в творчестве Бабаева. С одной стороны, значительный успех, признание широкой публики, всесоюзная известность, приглашения в лучшие советские и зарубежные концертные залы и, как следствие, значительный творческий подъём: в этот период Рафик пишет большое количество оркестровой музыки, аранжирует практически все произведения, исполняемые в коллективе, пытается совместно с Бейбутовым расширить и углубить сферу музыкального диалога и взаимопроникновения различных культур. С другой, некое ограничение чисто джазовой, ритмической и импровизационной возможности. Хотя в бабаевском коллективе всегда работали музыканты высокой джазовой выучки: Ю.Сардаров, А.Ходжабагиров, М.Петросов, Т.Шабанов,  А.Дадашьян, Р.Рзаев.

Однако, сама специфика жанра – Театр песни, не позволяла постоянного джазового поиска, риска и обретения. Возможно поэтому, дважды, в 1965-66 и 1970-71 годах, уходит вместе со своим составом музыкальным руководителем в вокально-инструментальную группу «Гая», где совместно с Теймуром Мирзоевым, А.Гаджиевым, Рауфом Бабаевым, Л.Елисаветским и Тофиком Мирзоевым экспериментирует в области джазового вокала и инструментального к нему контрапункта. И возможно, поэтому же, в 1965 г. отправляется в Махачкалу, где сотрудничает с Мурадом Кажлаевым и где «Гая» на короткий срок переименовывается в «Гуниб».  

А вообще-то, он не был бойцом, идущим напролом и сметающим все препятствия, как, впрочем, не был пессимистом и нытиком, опускающим руки при первой неудаче. С властью никогда не заигрывал, в придворные музыканты не набивался, правда, и не диссидентствовал особо. Просто день за днём, год за годом честно свершал свой нелёгкий джазовый труд. Со временем стал всё больше понимать, что для музыканта джазовый язык не является коммуникативным или информативным средством, но исключительно способом мышления. И в этом раскрепощении собственного музыкального языка видел своё дальнейшее творчество.     

Бесконечные гастрольные маршруты, бесчисленные гастрольные пути-дороги. В промежутках успевает, однако, с успехом выступить на знаменитом Таллиннском фестивале 1967 года, где вместе с Сардаровым, Ходжабагировым, Дадашьяном, Сермакашевым становится лауреатом; в конце 60-х инициирует проведение Бакинских джазовых фестивалей; удачно выступает на Новосибирском (1969) и Куйбышевском (1970) джаз-фестивалях; пишет много киномузыки; записывает пару дисков; с 1983  по 1991 выполняет обязанности руководителя и дирижёра Эстрадно-симфонического оркестра радио и телевидения; в 1985 на ХII Всемирном фестивале молодёжи и студентов в Москве представляет синтетический проект джаза и мугама совместно с Акифом Исламзаде; создаёт в 1986-м при Бакинском музучилище отделение эстрадной музыки с джазовым уклоном; замечательно играет на фестивалях в Тбилиси (1986) и Баку (1987, 1992); участвует в различных акциях, экспериментируя с электронной и этнографической музыкой. В 1992 Бабаев организовывает первую в стране частную студию, где записывается с собственной джаз-группой «Джанги». Не забыть ещё, что в 1983 впервые представляет будущую звезду азербайджанского джаза Азизу Мустафазаде, выступившую с коллективом Бабаева в новом амплуа солистки-вокалистки.  

Джаз для Рафика был не просто образом жизни, самоощущением или возможностью воплощения творческих замыслов, но и предметом глубокого исследования, изучения, проникновения. Но только таким предметом, который всегда больше знания о нём, всегда шире и значительнее любых о нём представлений и пониманий. И волновали в джазе азербайджанского музыканта вопросы собственного истока, собственного ни на кого не похожего музыкального языка. В этом смысле, джаз был для него той единственной силой, способной открыть нечто истинное, подлинное в себе самом, силой, способной вернуть самому себе нечто утраченное и потерянное. И хотя, Рафик никогда не спекулировал национальной экзотикой, никогда не опускался до этнографических профанаций и симуляций, вся его творческая жизнь была посвящена одной цели – понять и собственное место в мире джазового искусства, и место культуры, которую он представляет. Не случайно, столь занимали его в джазе проблемы национального и космополитического, своего и другого, родного и иного. Не случайно, столь часто в последние годы думал и рассуждал он о том, что есть азербайджанский джаз, что есть азербайджанская джазовая традиция и какова её взаимосвязь с традицией мировой, общеджазовой? Оттого, наверное, в одном из последних интервью высказал мысли крайне важные и для него самого, и для всех нас: «Что такое азербайджанский джаз? Это органичное вживление азербайджанских интонаций в классическую джазовую структуру… Азербайджанская музыка вся построена на мугаме, поэтому, естественно, необходимо знание мугама, мугамных интонаций, и знание джазовых стандартов, и умение органично использовать их в джазовых композициях… Цитаты совсем ушли, но интонирование присутствует в глубине каждого пласта, в партии каждого музыканта ансамбля. Это можно назвать полифонической азербайджанской джазовой музыкой».

Теперь можно лишь предполагать, как сложились бы судьбы национального джаза и самого музыканта, не оборвись трагически его жизнь в 1994 году. Теперь можно только предполагать… Хотя, кажется, что именно Рафик в последние годы более всех нас понял что-то главное и о национальной, и о  мировой традиции джаза.
  
Финальный альбом Бабаева «Ностальгия» завершат его последователи: Джамиль Амиров и Сиявуш Керими. Творчество Рафика в Азербайджане окажет существенное влияние на столь разноплановых джазовых музыкантов, как Салман Камбаров, Эмиль Ибрагим, Тофик Джаббаров, Рауф и Раин Султановы, Алескер Аббасов, Рашад Гашимов, Вагиф Герайзаде… После его гибели именем Бабаева назовут школу, в память о нём снимут фильмы и устроят концерты, вечера. Говорят, скоро даже выпустят в честь Рафика книгу. Мне же хочется сказать только одно: в джазе он был из тех, кто, допуская возможность бесконечного, оставлял, тем самым, и крохотный шанс собственной бесконечности.

 О чём ещё не успелось сказать? О том, что Рафик с удовольствием сотрудничал и исполнял музыку многих азербайджанских композиторов: Уз.Гаджибекова, Т.Кулиева, Р.Гаджиева, А.Меликова, Х.Мирзазаде, Э.Сабитоглу, Р.Миришли, А.Ализаде, Ф.Караева, Ф.Ализаде…  

О том, что был предан своей семье и очень любил жену Фариду и своих дочек: Гюляру и Фаризу. Все трое, к слову, музыковеды… О том, что на готовящемся к выпуску альбоме в количестве Восьми дисков собрана практически вся музыка Бабаева. Здесь не только самобытность и неповторимость джазовых композиций, но и эстрадные песни в исполнении Бейбутова, Бриллиант, М.Тагиева, и разнообразная музыка для кино, и оригинальные обработки этнографического материала, как для малого ансамбля, так и для эстрадно-симфонического коллектива. Не всё ровно, не всё одинаково успешно. С чем-то можно не согласиться, о чём-то погрустить. Неизменно одно: все жанры – только через джаз, все поиски – только сквозь призму джазовой традиции. Особенно в области киномузыки, которая будет представлена в альбоме наиболее полно и последовательно. Киномузыка вообще была для Рафика чем-то вроде творческой лаборатории, когда первичность видеоряда предоставляла возможность необычно широкого закадрового творческого маневра и эксперимента. Не случайно именно после «кинопроб» многие темы становились впоследствии основой чисто джазовых композиций. Бесспорной неожиданностью для слушателя станет и открытие того факта, что часть услышанных тем и мелодий, постоянно звучащих в эфире, также принадлежит Рафику. Словом, каждому по интересу, каждому по предпочтению. Есть что послушать, есть из чего выбирать...

Не успелось поговорить и том, что Рафик стал первым джазовым автором, принятым в Союз композиторов. Или об отношениях с другим выдающимся азербайджанским джазменом – Вагифом Мустафазаде… Вагиф – Рафик – тема отдельного большого и важного для всех нас разговора. 
      
И вот ещё о чём поговорить толком так и не успелось. Рафик Бабаев был одним из тех, кто впервые на тогдашнем советском пространстве новаторски попытался воплотить сплав мугама, национальной мелодики и ладовости с джазовым ритмом и импровизом. Всё на том же Таллиннском фестивале 1967 года, в композиции под названием «В ладе Баяты-Кюрд». Будет возможность, обязательно послушайте: именно так всё это начиналось.  
        
Рауф Фархадов

Kultura.Az